Noize MC дал большое интервью для Lenta.ru о новом альбоме, произволе полиции и безответственности родителей

Один из наиболее обсуждаемых и популярных отечественных альтернативных музыкантов Иван Алексеев, известный как Noize MC, встретил Новый год новым альбомом «Царь горы». «Лента.ру» поговорила с исполнителем о «пятнадцати минутах славы» в эпоху лайков, хамстве полиции и о том, как смешно быть рэпером.

«Лента.ру»: Уже в стартовом треке нового альбома ты повторяешь: «Моя музыка всегда со мной…» Сама по себе эта фраза — одно из стереотипных высказываний многих исполнителей. Но ты же, наверное, имеешь в виду что-то конкретное?

Noize MC: Куда уж конкретнее? Более прямолинейной песни, чем процитированный тобой трек Make Some Noize, на всем альбоме, пожалуй, нет. Ну, разве что «Любимый цвет» еще. Так вот, моя музыка действительно всегда со мной: в любое путешествие я беру с собой микрофон, ноутбук, звуковую карту, гитару, миди-клавиатуру, портативные колонки и кучу всяких проводов. Тексты пишу в смартфоне, иногда в нем же делаю первые наброски инструменталов или записываю на диктофон только что сочиненные гитарные риффы. Я сочиняю песни в метро, самолетах, поездах и автобусах. Альбом «Царь горы» так и был записан — за исключением одной-единственной студийной сессии мы все сделали прямо в туре, в переездах и перерывах между концертами. Make Some Noize — это эпиграф всей пластинки, рассказ о том, как она, собственно, сделана.

Ты уже проверил, как реагирует аудитория на заглавную тему альбома? Насколько далеко расходятся представления публики о «царе горы» с твоими смыслами?

Наша постоянная аудитория в основном все считывает верно. Это песня о скоротечности массового успеха и потребительском отношении публики к артисту; о «пятнадцати минутах славы» и «халифе на час». О том, как музыка из средства самовыражения превратилась в зрелище и соревнование. Но некоторые люди воспринимают этот трек как высказывание о жажде власти, о борьбе за нее — хотя это только поверхностный слой, буквальное прочтение и лишь фасад всей аллегории. А вот что касается хип-хоп-комьюнити, то в этой среде некоторые ребята, напротив, даже перебарщивают с декодингом: ищут в тексте отсылки к конкретным персонам русского рэпа, наезды им какие-то мерещатся. Ничего такого я туда не закладывал — наоборот, это песня как раз про обезличивающую артиста индустрию.

Что такого нашел Баста, чтобы сейчас «заряжать» сольник в «Олимпийском»? И чего ты никогда делать на станешь, даже если продюсеры аргументируют: сделай так — и поедем по стадионам?

Продюсеров у меня нет, а площадки мы и так собираем немаленькие. Да, в Москве это не «Олимпийский», а «Стадиум». Но у нашей группы и музыка более радикальная. Нас почти не крутят по радио. Я редкий гость в телевизоре. Сбербанк на корпоратив не позовет. И я не стремлюсь как-то это изменить. Я постоянно экспериментирую, стараюсь совместить несовместимое: мне, как и раньше, интересны причудливые жанровые гибриды и разнообразная музыкальная палитра — а огромное количество людей по-прежнему, как и десять лет назад, пытается выяснить, это все-таки рок или рэп? Причем порой с такой претензией, как будто они пакет молока покупали, а внутри оказался апельсиновый сок. Да, с точки зрения шоу-биз-маркетинга Noize MC — это сущий кошмар. Такой товар трудно продать через сеть супермаркетов — непонятно, на какую полку поставить. А проблемы с дистрибуцией и мерчандайзингом, скажем так, бьют по объемам продаж.
Вася поступил хитрее: под псевдонимом Баста он выпускает более мягкую, порой прямо эстрадную музыку; есть Ноггано — во многом его истинное лицо, как мне кажется, — хотя, конечно, темные стороны его личности там гипертрофированы до гротеска; есть N1NT3ND0 — если честно, моя любимая ипостась, потому что там я вижу то, что больше всего ценю сам: смелый эксперимент, отсутствие какого бы то ни было ориентирования на аудиторию. А у меня сайд-проектов нет. Я мешаю все свои коктейли за одной и той же барной стойкой. Нравится не всем и не все — но уж если нравится, то они со мной всерьез и надолго. Я никогда не стану «рэпером номер один» просто потому, что я не рэпер. «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь, Форрест? — А разве я не буду самим собой?»

Когда ты прикоснулся к теме Осипа Мандельштама «Сохрани мою речь», это показалось любопытным. Но подобных опытов у тебя пока больше нет. Хотя, мне кажется, сделать хип-хоповый цикл на основе драматичного, классического литературного материала может быть весьма убедительным ходом.

Это штучная вещь. «Сохрани мою речь» Мандельштама бешено срезонировала с моим собственным мироощущением. Я написал эту песню очень быстро, практически мгновенно — так бывает, когда ты даже не сочиняешь, а будто под чью-то диктовку записываешь. Это нельзя поставить на поток, превратить в подход, в метод. Может быть, я еще обращусь к классической поэзии, и не раз. А может, этого больше не будет никогда — не знаю. Вот, например, хип-хопера (неологизм Алексеева для обозначения понятия «хип-хоп-опера» — прим. «Ленты.ру») «Орфей и Эвридика», которую мы с Юрием Квятковским в минувшем году поставили в Москве на сцене Tesla 4000 — это, мне кажется, в какой-то степени близко к тому, о чем ты говоришь. В 2017 году я планирую издать аудиоверсию оперы — в качестве концептуального хип-хоп-альбома, и мы повторим постановку в Москве и в Питере ближе к концу года.

Рэп-публицистика, рэп-сатира ныне для тебя совсем не близкие приемы, или нужен опять какой-то особый повод?

Нужно ли мне, чтобы полиция снова нахамила мне на собственном концерте, а потом посадила в спецприемник за ответную реакцию на это хамство? Хочу ли я, чтобы родственники моих друзей снова погибли в аварии, произошедшей по вине босса нефтяной компании? Соскучился ли я по травле в СМИ и людям с автоматами, вылезающими на сцену посреди песни? Нет, не очень. Хотя кому-то, наверное, скучновато без едких рэп-памфлетов на злобу дня. «Эй, что за унылая лента? Больше вирусного контента!»

Допускаешь, если какой-нибудь очередной поборник нравственности доберется до твоей темы «чайлдфри», то может снова прозвучать что-то из серии: «Прислушайтесь, о чем поет Иван Алексеев? Это к чему он призывает новые поколения!?»

Не «прислушайтесь», а «послушайте вот эти четыре строчки, плюнув на остальные сорок! Ай-яй-яй!» Я не то что допускаю, я буду дико удивлен, если этого вдруг не произойдет. Глупо отрицать, что это провокационная песня. Да, провокационная. Огромное количество родителей фактически игнорируют своих детей, не пытаются найти с ними общий язык, не вникают в их интересы и проблемы, а когда потом случается абсолютно закономерный коллапс, виноваты оказываются музыканты с «неправильным репертуаром». Я готов к публичной дискуссии на эту тему, почему нет? Я сам отец двоих детей. Да, конкретно эту песню я им в машине не поставлю и под гитару дома не спою. Поставлю и спою другие. Точно так же, как я им могу включить мультфильм про Карлсона или кино про Буратино, а вот нового «Чужого» посмотрю сам, без них. Многие современные родители вручают своим детям айпад с двухлетнего возраста и идут заниматься своими делами, а потом удивляются, что подростки подписываются на «паблики смерти». Песня «Чайлдфри» — о том, к чему может привести слепое следование чужим советам и мнению «авторитетов» из медиа, о персональной ответственности за собственные жизненные решения. А то, что многие люди не в состоянии отличить лирического героя от личности автора, для меня не новость.

Первый концерт в нынешнем году ты дал в Москве уже 2 января. Это потому, что ты теперь ведешь сравнительно здоровый образ жизни и делать в праздники тебе все равно нечего?

Ровно год назад мы давали концерт в том же месте. Это, кажется, становится доброй традицией. Мне нравятся необычные концерты — с «изюминкой», с концепцией. Что значит «делать в праздники все равно нечего»? Выступать на собственном новогоднем шоу в костюме зайца — это одно из лучших занятий в жизни! Рок-н-ролл гораздо интереснее обычного запоя.

В марте тебе будет 32. Это не те 22-23, когда начиналась твоя популярность и многое вокруг было несколько иным. Как ты ощущаешь свое взросление? И как вообще нужно «стареть» рэперу, чтобы не стать смешным?

По моим ощущениям, я куда более осознанно воспринимаю происходящее вокруг. Меня сложнее спровоцировать, вывести из себя или что-то навязать. Меньше иллюзий в отношении людей. Больше опыта. Ничего особенного — просто мне действительно уже не 22. Рэперу не нужно стареть. А вот взрослеть не помешало бы: осознать, что слово имеет вес и смысл только тогда, когда ты его не девальвируешь пустыми спекуляциями; что это крутые песни делают тебя крутым артистом, а не наоборот; что все мы — в первую очередь люди, а уже потом — эмси, рок-звезды, диджеи, банковские служащие, дворники, слесари и доктора наук. А, кстати, быть смешным иногда нужно обязательно. Без самоиронии рэперу не повзрослеть. Это же смешно — быть рэпером. Особенно взрослым. Невыносимая боль от неразделенного чувства гипертрофированной собственной важности — главная проблема хип-хоп-мира.

2017-й ты, видимо, отчасти посвятишь гастролям в поддержку нового альбома. Недавно в сети трансляцию твоего концерта посмотрели 250 тысяч человек. Цифра внушительная. Но мне кажется, что твоя офлайн-аудитория, по крайней мере в России, все же в определенной степени ограничена, сосредоточена в нескольких крупных городах и, возможно, из отечественного хип-хопа ничего, кроме Нойза, не слушает. Насколько я прав?

Степень твоей правоты, к сожалению или к счастью, стремится к нулю. Наша онлайн-аудитория как раз достаточно скромна по сравнению с реальной. Я не веду Twitter, не делаю видеоблоги, не «перископлю», не участвую в интернет-перепалках — мне все эти бушующие страсти не очень интересны, я лучше песню сочиню. Хотя от современного артиста аудитория, конечно, в первую очередь ждет не каких-то там песен, а неистового интерактива и незамедлительной реакции на каждый пук, ибо интернет-пук — явление в высшей степени недолговечное, и тут зевать некогда: нужно его срочно публично проанализировать в соцсетях, сорвав на своей незаменимой экспертной оценке заслуженный джек-пот из лайков, просмотров и комментариев. А там уж, может, и на концерт кто-нибудь сходит — селфи сделать и снять видосик с припевом главного хита. Таковы реалии современного мира. И если раньше андеграундом был тот, кого никогда по телевизору не показывают, то сегодня андеграунд — это когда у тебя в Instagram мало подписчиков. Что же касается нашей концертной публики, то за последние три месяца мы выступили в пятидесяти городах. В небольших городах работаем в залах на тысячу мест, в миллионниках ситуация другая. В зале я периодически вижу людей в фирменных футболках других артистов — аудитория явно пересекается и с ведущими рэп-артистами, и с известными рок-группами.

Наблюдая за современной музыкой и микшируя ее в своих композициях, ты не почувствовал, что приближается момент рождения какого-то нового тренда, какими становились когда-то рэп, хард-рок, панк, гранж, брит-поп?

Я чувствую, что момент назрел. Современная музыкальная культура уже слишком давно пережевывает сама себя. Сейчас может вдруг стать популярным что-то совершенно неожиданное. Возможно, новизна будет заключаться даже не в самой музыке, а в способе ее исполнения и донесения до слушателя, например. Будущее за мультимедиа. Песня без клипа уже воспринимается многими как полдела, как распечатанный текст без звука — то есть о’кей, мне нравятся слова, но этого недостаточно. Вообще, если посмотреть, что происходило в музыкальной культуре в последние несколько десятилетий, можно увидеть, как маятник массового интереса постоянно курсирует между гитарной и электронной музыкой — с периодичностью примерно в семь-десять лет. Возможно, все вот-вот устанут от рейва и автотюна с драм-машинами, и он опять качнется в сторону очередной реинкарнации рок-н-ролла. А может быть, наконец сменится вся парадигма. Вот это было бы по-настоящему круто и интересно. Но что бы ни случилось, лично я по-прежнему планирую стремиться писать песни, которые и на кухне под гитару хороши, и двадцать тысяч человек на фестивале заставляют прыгать.